Зима 1941-1942 года стала настоящим кошмаром для жителей Ленинграда. В осажденном фашистскими войсками городе оказалось более двух с половиной миллионов жителей, в том числе 400 тысяч детей. Жизнь каждого из них была поставлена под угрозу.
Трагедия Великой Отечественной Войны затронула практически каждую семью. Однако, отголоски этой всемирной катастрофы с каждым годом все дальше и дальше от нашей спокойной жизни. Подвиг великого народа не должен кануть в лету, поэтому так важно сейчас сохранять и поддерживать музеи, где будущие поколения смогут ознакомиться с нашей историей.
В планах правительства создание сети музеев обороны и блокады Ленинграда. Эта тема активно обсуждалась на встрече главы Санкт-Петербурга Александра Беглова и генерального директора Государственного Эрмитажа Михаила Пиотровского.
Таким образом, в единой связке будут пребывать все исторические музеи обороны и блокады Ленинграда, вне зависимости от места расположения и источников финансирования, формируя единую информационную концепцию. В этом есть и еще плюс — маленькие музеи, стоящие на грани вымирания, получат шанс на вторую жизнь и большее внимание со стороны жителей.
Первая выставка, посвященная подвигу ленинградцев открылась в Музее обороны и блокады Ленинграда в апреля 1944 года. Многие экспонаты для нее жители города передавали из своих семейных архивов.
В январе этого года на создание новой расширенной экспозиции музея в зданиях Соляного городка распоряжением президента было выделено 150 млн рублей. Открытие музея после ремонта запланировано на начало сентября.
Ленинград попал в окружение 8 сентября 1941 года. Достаточного количества припасов, которые могли бы обеспечить местное население продуктами первой необходимости, в том числе едой, не было. Фронтовикам во время блокады выдавали по карточкам 500 граммов хлеба в день, рабочим на заводах – 250, служащим, иждивенцам и детям – 125. Первые случаи голодной смерти были зафиксированы уже через несколько недель после того, как кольцо Блокады было сомкнуто.
Письменные свидетельства блокадников, как нельзя лучше показывают, какую цену пришлось заплатить, чтобы выжить.
«…Горожане быстро съели все свои запасы в домах. Варили похлебку из плиток столярного клея… В городе исчезли все коши и собаки… Родные уходили на работу, а я оставалась одна в пустой квартире и лежала на кровати. Уходя, взрослые оставляли мне кружку с водой и маленький кусочек хлеба. Иногда за ним приходили крысы, я называла их «кисками». Голодная, я ползала под столом, сил не было, не могла ходить, и пыталась найти хоть крошечку хлеба. Моя мама в войну работала водителем грузовика; собирала и привозила с полей траву-лебеду, крапиву, и мы варили похлебку. Это были так необходимые всем витамины. С тех пор я берегу каждую крошку, я не знаю, что такое выбросить хлеб.
«Какое-то время мы ходили в школу, там нам выдавали еду: щи из черной капусты, а если очень повезет, то суп из черной лапши. Всю еду мы несли домой. Но это еще были не самые худшие дни блокады, а вот с января началась трагедия: мы начали питаться по карточкам. Маме дали рабочую карточку — 250 граммов хлеба, а мне детскую — 125 граммов. Хлеб готовили в основном из коры, муки в нем было мало. Очереди за хлебом, сильные морозы, артобстрелы и налеты, многочисленные жертвы — такова была блокадная жизнь. »
Аншелес Ирина Иосифовна
«Работала я в войну в семье одна. Получала по 250 граммов хлеба. Мама и старшая сестра со своей маленькой дочерью лишь по 125 граммов. Я худела, мама худела, племянница худела, а сестра пухла. Я в 17 лет весила немногим более 30 кг. Утром встанем, я каждому отрежу по полосочке хлеба, припасу по маленькому кусочку на обед, остальное — в комод. Вечером кастрюлю воды на буржуйке согреем, я в нее — три крупинки пшена, три тоненькие палочки вермишели, три макаронинки. Такой суп и ели, считай, одну воду. Бывало, приду с работы — все домашние плачут, ругают меня. Мол, хлеб и крупа лежат, а ты не даешь. Но я-то понимала: сегодня можно все съесть, а завтра? Зато у меня все выжили.»
Анна Николаевна Малина
«Однажды дядя Володя пришел к нам домой и принес пачку дрожжей по килограмму каждая. Бабушка удивилась, зачем нам они, ведь муки нет, печь нечего. Он объяснил, что дрожжи можно употреблять в пищу — прокручивать в мясорубке, подсушивать и затем варить как макароны. До сих пор вспоминаю, какое это было удовольствие, есть не просто слегка мутную теплую водичку, а с дрожжами. Запах этой похлебки напоминал грибной суп! Потом оказалось, что дрожжи очень хорошо способствуют восстановлению сил.»
Григорьев Владислав Григорьевич.
«Однажды наша соседка по квартире предложила моей маме мясные котлеты, но мама ее выпроводила и захлопнула дверь. Я была в неописуемом ужасе — как можно было отказаться от котлет при таком голоде. Но мама мне объяснила, что они сделаны из человеческого мяса, потому что больше негде в такое голодное время достать фарш.» Болдырева Александра Васильевна.
«…Когда нас посадили (служащего и иждивенца) на 125 г хлеба, то мы скоро осознали свое бессилие, пила падала из рук, папа с трудом колол дрова, а к середине декабря перестал носить воду из колодца. За период с 15 ноября по 15 декабря мы съели собаку и двух кошек…»
Татьяна Великотная.
В середине холодной и долгой зимы Ирина Зимнева с матерью совсем истощали. Дневной рацион — небольшой кусок хлеба и вода. Даже заварки на чай не осталось. Тогда женщина решила накормить дочь бульоном… из собственных туфель. В те времена обувь делали только из натуральных материалов, поэтому они могли стать основой для супа.
«Помню, долго она варила их. Часа три. Кожа разварилась в мелкую труху. Бульон был мутный. Вкуса не помню. Мы ели его несколько дней».
Ирина
«В поисках еды мы с т. Таней пошли собирать овес на полях, раскапывая снег. Это было просто счастье, мы его варили в большой кастрюле, разливали в тарелки, а рядом ставили другую. Ложку с супом в рот, пососешь отвар и выплевываешь «пелушки» в тарелку. Колючий овес невозможно было глотать, но суп получался сытный и вкусный. Потом эти «пелушки» мы варили еще несколько раз, пока вода не становилась прозрачной».
Из воспоминаний прабабушки.
